Дни крови и огня ждали своей зари.

«Или ты стареешь? – спросил он себя. – Ты так долго сотворил живой миф, что и сам в него поверил?»

Налетел порыв холодного ветра, и король вздрогнул.

Угроза? В чем она? И от кого исходит?

– Государь? – послышался голос. Утер резко обернулся и увидел в двери Викторина. – Я постучал в наружную дверь, но ничего не услышал, – сказал римлянин. – Прости, если я не вовремя.

– Я задумался, – сказал король. – Какие новости?

– Римский епископ заключил договор с Вотаном и подтвердил его право на Галлию и Бельгику.

Утер усмехнулся:

– Недолговечным же он оказался Антихристом, верно?

Викторин кивнул и снял бронзовый шлем. Из-за белоснежных волос он выглядел много старше своих пятидесяти лет. Утер прошел мимо него в покой и жестом пригласил полководца сесть.

– Все еще не носишь ни усов, ни бороды, мой друг, – сказал король. – Что ты будешь делать теперь, когда в наши гавани уже не приходят корабли с пемзой?

– Возьмусь за бритву, – ухмыльнулся Викторин. – Не подобает римлянину смахивать на немытого варвара.

– Негоже говорить так со своим королем, – сказал Утер, почесывая собственную бороду.

– Но к своему несчастью, государь, ты родился без капли римской крови. Могу только выразить свои глубочайшие соболезнования.

– Надменность Рима пережила даже его падение, – сказал Утер, улыбаясь. – Расскажи мне про Вотана.

– Донесения противоречивы, государь. Он одержал четыре решительные победы в Сикамбрии, сокрушив меровеев. О судьбе их короля ничего не известно. Одни говорят, что он бежал в Италию, другие – что нашел приют в Испании.

– Его стратегия? Использует конницу? Или римскую фалангу? Или это просто орда, берущая верх благодаря своей численности?

– Его войско разделено на отряды. Есть конница, но полагается он главным образом на пеших воинов с боевыми топорами и лучников. И сам дерется там, где битва жарче всего. Говорят, ни один меч не способен рассечь его броню.

– Не слишком похвально для полководца, – буркнул король. – Ему положено оставаться в тылу и руководить войском.

– Как поступаешь ты, государь? – осведомился Викторин, подняв бровь.

Утер ухмыльнулся.

– Как-нибудь попробую, – сказал он. – Буду сидеть на холщовом табурете и смотреть, как вы с Гвалчмаем крушите врагов.

– Если бы, государь! Мое сердце скоро не выдержит твоей беззаботной смелости в бою.

– Вотан отправил послов к другим королям? – спросил Утер.

– Насколько нам известно, нет – только к Римскому епископу и к мальчику-императору. Он обязался не вторгаться в Италию.

– Так куда же он поведет свое войско?

– Ты полагаешь, он вторгнется в Британию?

– Мне надо узнать о нем побольше. Откуда он?

Как ему удалось сплотить германские племена, скандинавов и готов, создать из них такое дисциплинированное войско? И за такое короткое время.

– Я мог бы отправиться к нему послом, государь.

Его двор сейчас в Марции.

Утер кивнул.

– Возьми с собой Урса. Он знает тот край, его жителей, язык. И возьми дары. Я подберу что-нибудь подходящее для нового короля.

– Слишком богатый подарок могут истолковать как слабость, государь, и ведь у тебя был договор с Меровием.

– Меровий был дурак, а его войско – посмешищем всей Европы. А договор был торговым – только.

Объяснишь Вотану, что договор был заключен между королями Сикамбрии и Британии, и я признаю, что соглашение остается в силе, как я признаю его право на трон.

– А не опасно ли это, государь? Ты ведь поддержишь право завоевателя против права наследования.

– Мы живем в опасном мире, Викторин.

Урс проснулся в холодном поту, сердце у него отчаянно колотилось. Девушка рядом с ним мирно спала под шерстяным одеялом. Ее дыхание было ровным. Принц встал с кровати и подошел к окну, отдернул бархатные занавески и дал ветру охладить свое пылающее тело.

Сон казался таким реальным! Он видел, как за его братьями гнались по улицам Марции, как его схватили и приволокли в большую залу. И Урс смотрел, как высокий светлобородый воин вырезал сердце его брата из еще живого тела.

Он отошел к столу. В кувшине оставалось немного вина. Он налил его в глиняный кубок и выпил одним глотком.

Просто сон, твердил он себе. Рожденный его мыслями о вторжении в Галлию.

В его голове позади глаз вспыхнул ослепительный свет, неся с собой мучительную боль. Он вскрикнул, шатаясь, ничего не видя, шагнул вперед и опрокинул стол.

– Что с тобой? – закричала девушка. – Христос сладчайший, ты заболел? – Но ее голос замер в отдалении, а его уши заполнил грохот. Потом его зрение прояснилось, и он вновь увидел светлобородого воина, который теперь стоял в глубокой круглой яме. Вокруг него толпились другие воины, все в рогатых шлемах, с тяжелыми боевыми топорами в руках. Над ними открылась дверь, двое стражников подтащили голого мужчину к деревянным ступенькам и принудили спуститься в яму.

С ужасом Урс узнал Меровия, короля Сикамбрии. Борода у него была спутана, волосы слиплись от грязи и нечистот; его худощавое тело несло следы пыток – перекрещивающиеся рубцы от бичей.

– Добро пожаловать, собрат король, – сказал высокий воин, хватая пленника за бороду и ставя на ноги. – В добром ли ты здравии?

– Проклинаю тебя, Вотан! Да пожрет тебя пламя Ада!

– Глупец. Ад – это я, и я зажигаю пламя.

Меровия подтащили к обмазанному салом вкопанному в землю острому колу и подняли высоко в воздух. Урс отвел глаза, но не мог заградить уши от жутких звуков, когда с монархом зверски расправились. Вновь яркая вспышка, и теперь он смотрел на происходящее в большой деревянной зале. Воины окружили толпу, нацеливая копья на мужчин, женщин и детей, застывших в безмолвном ужасе. Урс узнал многих – его двоюродные братья, дядья, тетки, племянники. Здесь была собрана почти вся меровейская знать. Воины в кольчугах начали обливать пленных водой из ведер, насмехаясь и хохоча. Шутовское зрелище, но исполненное непонятным ужасом. Вновь вперед вышел светлобородый Вотан, на этот раз с горящим факелом в руке. Под вопли ужаса пленных Вотан засмеялся и швырнул факел. Заполыхало пламя… и Урс внезапно понял: их облили не водой… а маслом. Копьеносцы поспешно отступали, а горящие люди метались, точно живые факелы. Огонь побежал по стенам, и черный дым заволок все.

Урс закричал и, захлебываясь рыданиями, упал навзничь на руки девушки.

– Святый Боже, – сказала она, поглаживая его лоб. – Что с тобой?

Но он не мог ответить. Во всем мире не было слов.

Была только боль.

Из соседней комнаты вошли два центуриона и уложили Урса на широкую кровать. В коридоре с каменным полом сгрудились другие люди. Позвали лекаря, а девушка тихонько подобрала свою одежду, оделась и выскользнула из комнаты.

– Что с ним такое? – спросил Плутарх, молодой начальник конного отряда, за лето подружившийся с Урсом. – Он ведь не ранен.

Его товарищ, Деций Агриппа, худой воин с десятью годами войн за плечами, только пожал плечами и посмотрел в немигающие остекленевшие глаза Урса.

И осторожно опустил его веки.

– Он умер? – прошептал Плутарх.

– Нет. По-моему, у него припадок. Я знавал человека, который вдруг костенел и дрожал мелкой дрожью в таком вот припадке. Говорят, великий Юлий страдал этим недугом.

– Так он придет в себя?

Агриппа кивнул, потом обернулся к стоящим в коридоре.

– Отправляйтесь спать, – скомандовал он. – Представление окончено.

Вместе с Плутархом он укрыл Урса полотняной простыней, а поверх нее – мягким шерстяным одеялом.

– Любитель роскоши! – сказал Агриппа, ухмыляясь. Он редко улыбался, и теперь его лицо стало почти красивым, подумал Плутарх. Аргиппа был рожден командовать – хладнокровный неприступный воин, чей опыт и неодобрение опрометчивой смелости заслужили такое уважение, что от желающих служить под его началом не было отбоя. В битвах он терял меньше людей, чем другие лихие начальники, и тем не менее неизменно достигал поставленной цели. В конных когортах его прозвали Ночным Кинжалом или попросту Кинжалом.