Он нырнул в подлесок и отогнул пышный куст, за которым оказалась неглубокая пещера. Кормак забрался внутрь, и незнакомец закрыл вход ветками куста.

Менее чем через минуту мимо их убежища проскакали охотники-саксы. Незнакомец откинул капюшон и провел руками по густым черным волосам, осеребренным сединой, которые ниспадали на его широкие плечи. Его серые глаза были глубоко посажены, а борода струилась, будто львиная грива. Он усмехнулся:

– Да, пожалуй, они заметно превосходили тебя численностью, юноша.

– Почему ты мне помог?

– Разве ты не Божье создание?

– Ты святой отшельник?

– Я понимаю Таинства. Как тебя зовут?

– Кормак. А тебя?

– Я Откровение. Ты хочешь есть?

– Они вернутся. Мне надо идти.

– А ты мне показался неглупым. Мальчиком, наделенным ясным умом. Если ты сейчас уйдешь отсюда, что произойдет?

– Я не дурак, почтенный Откровение. Но то, что случится, все равно случится через час или на следующий день. Я не смогу пройти через весь сакский юг невидимкой. И я не хочу, чтобы тебя убили вместе со мной. Благодарю тебя за твою доброту.

– Как тебе угодно. Но прежде поешь! Таково первое правило воина.

Кормак прислонился спиной к стене и взял протянутый ему ломоть хлеба с сыром. Еда была наслаждением, как и прохладная вода из обтянутой кожей фляжки.

– Откуда у тебя, сакса, такой меч?

– Он мой!

– Я не оспариваю твое право владеть им. Я спросил, как он к тебе попал.

– Это меч моего отца.

– Ах так! Видимо, он был хорошим воином, лезвие из стали, которой славится одна Испания.

– Он был великий воин. Он убил шестерых противников в тот день, когда я родился.

– Шестерых? Это требовало большого искусства.

Он был сакс?

– Я не знаю. Он погиб в тот же день, и меня вырастил друг. – Кормак словно увидел перед собой лицо Гристы, и в первый раз после смерти старика из его глаз хлынули слезы. Мальчик откашлялся и отвернул голову. – Я… прости… я… – Он захлебнулся рыданиями, как ни старался их сдержать. Ему на плечо легла сильная ладонь.

– У удачливых в жизни бывает много друзей. А ты удачлив, Кормак. Ведь ты нашел меня.

– Он умер. Они его убили за то, что он вступился за меня.

Теперь ладонь прижалась ко лбу Кормака.

– А сейчас усни. Поговорим позже, когда опасность минует.

Едва Откровение прикоснулся к его лбу, как мальчика окутала дремота, будто теплое одеяло… И он погрузился в сон без сновидений.

Проснулся он глубокой ночью и обнаружил, что укрыт толстым шерстяным одеялом и под голову ему положен свернутый плащ. Перевернувшись на другой бок, он увидел, что Откровение сидит у костерка в глубокой задумчивости.

– Благодарю тебя, – сказал Кормак.

– Не стоит благодарности. Как ты себя чувствуешь?

– Отдохнувшим. А охотники?

– Устали и вернулись домой. Думаю, утром они вернутся с собаками. Ты голоден? – Откровение снял с огня бронзовый котелок и помешал в нем палкой. – Тут у меня похлебка: свежая крольчатина, вяленая говядина и душистые травы. – Он налил до краев глубокую деревянную миску и придвинул ее мальчику. Кормак с радостью принялся за еду.

– А ты совершаешь паломничество? – Спросил он между двумя глотками.

– Своего рода. Я возвращаюсь домой.

– Ты британец?

– Нет. Как тебе похлебка?

– Вкусней не бывает.

– Расскажи мне про Гристу.

– Откуда ты знаешь; как его звали?

Бородач улыбнулся.

– Ты звал его во сне. Он был твоим другом?

– Да. Он потерял правую руку, сражаясь против Кровавого короля. И стал козопасом. Он меня вырастил, и я был ему как сын.

– Значит, ты был его сыном: отцовство ведь не просто узы крови. Почему они тебя ненавидят?

– Не знаю, – ответил Кормак, памятуя последние слова Гристы. – А ты священник?

– Почему ты так подумал?

– Я один раз видел священника Белого Христа. На нем был плащ вроде твоего и сандалии. Только он, кроме того, носил на груди деревянный крест.

– Я не священник.

– Так, значит, воин? – спросил Кормак с сомнением в голосе, так как у незнакомца не было никакого оружия – только длинный посох, который лежал возле него.

– Я не воин. Просто человек. Куда ты направляешься?

– В Дубрис. Я там смогу найти работу.

– А чему ты обучен?

– Я работал в кузнице, на мельнице, у гончара. В пекарне мне работать не позволяли.

– Почему?

– Мне запрещалось прикасаться к их еде, но иногда пекарь позволял мне убираться у него. А ты идешь в Дубрис?

– Нет. В Новиомагус на западе.

– А!

– Почему бы тебе не пойти со мной? Дорога приятная, и я буду рад спутнику.

– На западе мои враги.

– Забудь про своих врагов, Кормак. Они ничего тебе не сделают.

– Ты их не знаешь!

– Они тебя не узнают. Вот погляди! – Из заплечного мешка он вытащил зеркало из отполированной бронзы. Кормак взял зеркало и ахнул: на него оттуда смотрел темноволосый юноша с узкими губами и круглым лицом.

– Ты чернокнижник? – прошептал он, и его оледенил страх.

– Нет, – был негромкий ответ. – Я Откровение.

Как ни был ошеломлен Кормак, он попытался осмыслить, какой выбор ему следует сделать. Незнакомец не причинил ему вреда, не забрал у него меч и обходился с ним ласково. Но он – колдун: одного этого хватало, чтобы сердце мальчика исполнилось ужаса. А что, если он предназначает Кормака для какого-нибудь жуткого кровавого жертвоприношения, чтобы скормить его сердце демону? Или ему нужен раб?

Однако если Кормак попытается добраться до Дубриса в одиночку, его выследят и убьют, как бешеную собаку.

И как бы то ни было, колдун, если и замыслил против него недоброе, пока ничего дурного ему не сделал.

– Я пойду с тобой в Новиомагус, – объявил Кормак.

– Мудрый выбор, юный Кормак, – сказал Откровение и, легким движением поднявшись на ноги, начал собирать свои вещи. Пучком жесткой травы он оттер котелок и миску, а затем уложил их в заплечный мешок.

И, не оглянувшись, вышел из пещеры на лунный свет и зашагал на запад.

Кормак нагнал его и старался приспособиться к его широкому шагу, пока они шли сначала через лесистые, а затем безлесные холмы Южного края саксов. После полуночи Откровение остановился в укрытой от ветра ложбине и развел костер с помощью изукрашенной трутницы, которая просто заворожила Кормака. Серебряная, с огнедышащим драконом, вычеканенным на крышке.

Откровение бросил ее мальчику, а сам начал подкармливать прутиками разгорающийся огонек.

– Ее сделал в Тингисе на севере Африке старый грек по имени Мельхиадес. Он любил претворять обиходные предметы, которыми мы пользуемся ежедневно, в произведения искусства. У него это настоящая мания, но мне нравится его работа.

Кормак осторожно открыл трутницу. Внутри был рычажок в форме головы дракона – ему в пасть был вставлен кремень с заостренным краем. Когда на рычажок нажимали, кремень скользил по зубчатой железной решетке, рассыпая снопы искр.

– Она очень красивая!

– Да. А теперь берись-ка за дело и принеси хвороста.

Кормак отдал ему трутницу и прошел между деревьями, собирая валежник. Когда он вернулся, Откровение уже настлал у костра папоротник, как мягкую постель, Он наложил валежник в костер, а когда пламя разгорелось, лег, завернулся в одеяло и мгновенно уснул. Кормак некоторое время сидел рядом с ним, вслушиваясь в звуки ночи.

Потом тоже заснул.

На заре путники позавтракали свежим хлебом с сыром и отправились дальше. Теперь то, что хлеб оставался свежим, Кормака не озадачило и не смутило, ведь он знал, что его спутник владеет магией. Тот, кто способен изменить лицо другому человеку и цвет его волос, уж конечно, без всякого труда может сотворить вкусный каравай!

Всадников они увидели перед полуднем – они следовали за псарем с шестью волкодавами на сворке. Едва псы заметили путников, как рванулись вперед, заливаясь яростным лаем, так что псарь потерял равновесие, упал и вынужден был выпустить их ремни. Псы помчались вперед.